Почему Кутузов решил дать бой у деревни Бородино

Этот простой, казалось бы, вопрос, на самом деле распадается на два отдельных. 1) Почему Кутузов, постоянно отступая, вообще решился вдруг остановиться и сразиться с Наполеоном? 2) Почему именно на этом самом месте?

Сдать Москву без боя было нельзя

На первый вопрос ответ был дан ещё современниками и участниками событий.

Было невозможно впустить неприятеля в Москву, не попытавшись прежде дать ему генерального сражения. Кутузов превосходно знал, что Наполеон жаждет генерального сражения, полностью надеясь в ходе его разбить русскую армию и вырвать у России такие условия мира, какие сочтёт нужным. Знал Кутузов также и то, что надежды Наполеона небезосновательны. Во всяком случае, сам старый русский фельдмаршал не собирался тягаться с французским гением-императором в военной тактике, понимая, что уступает своему противнику. Потому-то он и отступал шаг за шагом.

Но Кутузов отлично понимал и другое. Общественное мнение свергло с поста главнокомандующего Барклая-де-Толли и возвело на эту степень именно его, Кутузова, только потому, что видело в нём единственно возможного спасителя Москвы. Как бы ни уважало русское общество Кутузова (значительно больше, чем любого другого живого на тот момент русского генерала), но оно и ему не позволит оставить французу Москву без генерального сражения. Несмотря на то, что шансы победить в этом сражении были бы ничтожны.

Впрочем, общество этого не понимало. Ему всё носились перед глазами петровские и екатерининские орлы. Оно забывало, что противник перед Россией был совсем не тот.

А если точнее, то самый серьёзный за всю её историю. Кутузов стоял перед страшным выбором и не мог поступить иначе. В победу он совершенно не верил. Единственное, на что он надеялся – не проиграть «с разгромным счётом», сохранить честь русской армии. Это ему удалось.

«Не победить Наполеона, но хотя бы перехитрить его!», — честно признавался Кутузов о своей задаче сразу после его назначения главнокомандующим. А московскому генерал-губернатору Ростопчину он всё же писал из-под Вязьмы 17 (29) августа 1812 года, что ни за что не сдаст неприятелю Москвы. Такое клятвенное обязательство требовало хотя бы дать битву перед Москвой…

Позицию у Бородина выбрал полковник Толь

Сначала Кутузов собирался сразиться с Наполеоном у Царёва Займища под Вязьмой. Уже была остановлена армия. Но в самый последний момент у Кутузова отказался от этой затеи. Он заявил, что позиция невыгодная, и что русская армия неминуемо будет на ней разбита. Посему надо сниматься и идти дальше. Кутузов как будто считал, что чем ближе к Москве, тем силы у русской армии будут возрастать.

Сравнивая позиции у Царёва Займища и у Бородина, все военные историки потом признавали, что первая была для русских войск гораздо сильнее. Но после её оставления и вплоть до самой Москвы уже практически не оставалось удобного места, где русская армия смогла бы принять оборонительное сражение. Разве что позиция у Бородина давала такую слабую надежду. И вот, генерал-квартирмейстер русского штаба полковник Толь доложил об этом Ермолову. Надо заметить, что выработкой диспозиции перед сражением занимался не начальник штаба (в русской армии это был генерал Ермолов), а именно генерал-квартирмейстер штаба. Ну, а Ермолов уже доложил Кутузову, что вплоть до самой Москвы больше не будет удобных мест; стало быть, надо биться здесь и сейчас.

Таким образом, решение сразиться до Москвы диктовалось всем ходом событий, а выбор конкретного места сражения стал техническим решением исключительно одного человека – полковника (будущего генерала) Карла Фёдоровича Толя.